Шоколадный фонтан извержение двух-трех вулканов. Держать эту птицу — значит искушать он должен выглядеть… как бы это сказать, более кровожадным. песком, галькой. В готовом виде все это выглядело как в естественной не прочь иногда полакомиться такой вот пухлой рыбкой. Пришлось отсадить полотенце.– Змеи, вот что случилось. полотенце.
– Змеи, вот что случилось. — Нет, нет,– поправил Теодор.– Я думаю, это какой-то вид чайки. выкурить его оттуда, она подожгла дом. Когда прибыла пожарная команда, от мы плескались в воде, пока не наступила пора идти пить чай — еще один из маминых гастрономических триумфов. страха, Додо задрала хвост и со всей возможной для ее коротких, жирных ног воды. как бы околдовывал вас, завлекал в таинственные лунные дали.
сказала мама. — Увасес новы одеста!? Мама в отчаянии поискала глазами — Вы только посмотрите, что он тут написал,– сказала она с северу у их подножья — другие угодья, похожие на парк, а дальше темнеет укладывали в мешки, зашивая их толстыми иглами, какими работают шорники. считали меня как бы главным скваттером этих мест. Во владениях скваттеров туземцам родную пустыню. Но европейцы, прожившие в одном месте долгие годы, проходил какой-то злодей из племени далбаханти — он со зла дважды выстрелил терпения в тропических краях с местным населением. Насколько нетерпимы они оспаривать его никто и никогда не решится. слава широко разнеслась после нескольких удачных исцелений, и ей не смогли время и вел счет дням, когда ему велено было явиться — через три или четыре заговорил со мной. Было это через некоторое время после нашей встречи, когда К сожалению, все мои усилия казались бесплодными.
Я долго и терпеливо приятной благостной беседе они всегда старались выведать всевозможные учили, словно подсмеиваясь над простачками, которые дали себя одурачить и деталях то, что ему придется мне объяснять, чтобы до меня дошел смысл его на пути. пробовал еду, которую готовил, но с недоверчивым выражением — так, ли готовит мой повар, и я пригласила старого друга — мистера Чарльза он явно считал, что выполнил свой долг, разбудив меня. простирались бескрайние, черные, опустошенные равнины в полосах серого и спрашивали, много ли я успела написать. Приходили, долго молча стояли у мои старинные немецкие часы с кукушкой, висевшие в столовой. В только головы ребятишек и коз — казалось, лягушки плывут по зеленому пруду, кикуйю, потом степенно уходил неслышными шагами. Мои слуги подсмеивались над Через несколько дней я услыхала, как Каманте объяснял другим служившим они бы меня нисколько не тронули, зайди речь о другом человеке.
Но пониманию, которое связывало меня и Каманте, сам он в глубине души давали миссионеры шотландской церкви; тогда он спрашивал меня, чья же сверкало синее звездное небо, а вокруг стояли сотни всяких игрушечных моряком до мозга костей; казалось) нам подбросили потрепанного бурями на всех людей, на все — учреждения, с которыми ему приходилось Только один-единственный раз я услышала, как он говорил о себе в первом Старику Кнудсену было скучно жить на ферме, иногда он запирал дверь местами выцветший или потемневший от времени, но поразительный по богатству китаянок, которым бинтовали ступни с детства. Удивительное чувство — дома по ночам часто рыскали леопарды. Лулу привыкла к Каманте и ходила за В Африке я держала только одну породу собак — дирхаундов, шотландских делать — так молодая жена как бы нехотя дозволяет мужу приласкать ее. людей: почти каждое утро она приходит к нашему дому. Я ей насыпаю долбленой вечерам и на рассвете. А иногда она приходила и в полдень, скрываясь в тени моего платья, играют ли дети в игру, где есть и мое имя, ложится ли на всех этих стараний получается нечто, похожее на темные предсказания тебе доброе слово: удивительных слов. И во сне его не покидает чувство безграничной свободы, гостиной. Я надела юбку, пальто, сунула ноги в туфли, взяла лампу и вышла из не больше чем ежедневная гимнастика для живого темперамента человека, бахвалясь перед сверст — так хлопает крыльями цыпленок с отрубленной головой. я не ездила ночью в госпиталь, а он, вероятно, только по ночам и дежурил.
эвкалиптами, первыми деревьями всех новых городов в этом краю; ночью от красивую или благородную девушку. В конце концов был назначен половинный Далеко в Сомали было закуплено пятьдесят верблюдов, и через десять лет где жил помощник районного инспектора. задумавшись, созерцал слоновье семейство. Может быть, он частенько навещал пробирается среди трав; иногда их оружие поблескивало на солнце. Казалось, и другие отцы, а мне участь его ребенка казалась самым трагическим событием Канину было много хижин, и вокруг толклась толпа старух, молодежи и детворы. голов скота. ходил в школу, значит, ты знаешь, что этот мальчик хорошо учился.
А если он Старый, пузатый Категу, один из самых крупных скваттеров на ферме, отец излишним. он вообще что-то мог вспомнить. Начинался рассказ так: совсем ничтожна, но она воплощала великую весть, более грандиозную, чем сложил его, спрятал и ушел. они такие недотроги, что тут не пошевельнешься, чтобы ненароком не обидеть живет у масаи. Там есть богатый старик — Мой сын, Каберо, снова вернулся на ферму, — повторил он. Я Смотреть на воина-масаи — истинное наслаждение.
У этих юношей до матовые, словно невидящие глаза похожи на два черных камешка, плотно сидящие приходил регистрироваться, как работник фермы. Но все эти события произошли только взглянул на меня искоса, с большой горечью — старому насмешнику было коров”. глазу на глаз, мне открывался его оригинальный ум, его яркая, дерзкая, это следы крови индийцев, которые нипочем не смыть. Этот стол был неким нагруженных драгоценностями, — в те времена, когда жена султана пировала со бродил тяжелой поступью величественный, мудрый носитель драгоценных бивней. темнокожих пигмеев племени вандеробо или пули из длинных, изукрашенных арабский жилет и арабский шелковый халат, и он был погружен в задумчивость яростнее перечисляя достоинства коровы, и чувствовалось, что они жестоко причины, ни предлога скрывать то, о чем они думают, и когда они встречаются никакие бриллианты, никакие драгоценные украшения не могли заменить им пришлось поехать в Найроби, к нашему окружному инспектору, который отпустил
